Соколовского представляют, как артиста из Москвы, но сам он подчеркивает свои казахстанские корни
Его произведения отражают синтез классики и эмоций жителя мегаполиса 21 века. Евгений Соколовский – выпускник РАМ имени Гнесиных, лауреат международных фортепианных конкурсов и фестивалей, член российского авторского общества и музыкального союза. Его музыка, выходящая за рамки привычного понимания, сейчас популярна не только в России, но и во всем мире. Произведения становятся знаковыми.
Соколовского представляют, как артиста из Москвы, но сам он подчеркивает свои казахстанские корни, передает Azattyq Rýhy.
Знаменитый тренер Илья Авербух, вдохновившись его «Мегаполисом», включил мелодию в программу своего ледового шоу. Чемпионка по фигурному катанию Юлия Лепницкая также исполняла свою произвольную программу под музыку Соколовского на чемпионате мира. Сборная Беларуси по гимнастике выступала под его произведение «Французский вальс». «Мегаполис» звучал на торжественной церемонии запуска часов «1000 дней» до чемпионата мира по футболу – 2018 на Манежной площади.
– Я пришел в музыкальную школу, это мало кто знает, в 11 лет, причем в январе. Единственный человек в Павлодаре, мой преподаватель Татьяна Васильевна Теслова, поверила в меня. Она оберегала, помогала, развивала. Татьяна Васильевна сегодня в этом зале. Я благодарю вас, что вы не погубили во мне любовь к музыке, а культивировали и поддержали. Первые свои произведения я играл с вами на два рояля. Низкий вам поклон! Когда я учился, в Павлодар приезжала «Камерата Казахстана». Это было мое первое знакомство со струнным камерным оркестром. Я тогда вдохновился и долго искал ноты, чтобы играть Вивальди на фортепиано. Но их не было, тогда я взял партитуру и адаптировал. Теперь я просто никуда без тем Антонио Вивальди, это часть моего творчества.
– Откуда черпается вдохновение?
– Это все сильные эмоции, впечатления. Те, которые рождаются внутри, они абсолютно разные. В юности они ярче. Сейчас чуть иначе. Я довольно скрытный человек, у меня есть свой внутренний мир, который я не транслирую во внешнюю среду. Но именно через музыку я могу выдавать все, что я хочу, – не скрывая ничего. Где-то преувеличивая, но все открыто. Это дает большой простор, свободу. Я в этом купаюсь, мне это очень нравится.
– Фортепианная музыка нового времени будет классикой чуть позже?
– Этого я не могу сказать. Есть фильм о лучших художниках Монмартра – Делакура, Тулуз-Лотрек и другие говорят: раньше было лучше, мы бездари, а те художники, что были прежде, – гениальные. И я также могу сказать, что я пока никто. А есть люди, которые стали классикой: Евгений Дога, Микаэла Таривердиев, Эдуард Артемьев, Алексей Рыбников. Хотя они сами могли не считать себя таковыми. Все показывает время и любовь людей к этой музыке.
– Как творческому человеку находить баланс эмоций, вдохновляться, творить, и в то же время общаться с близкими, решать дела быта, работать?
– Это сложная работа, нужно уметь переключаться. Одному и тому же человеку приходится выполнять очень много ролей. В преодолении себя – колоссальный рост. В семье люди – друг для друга, мы постоянно чему-то учимся друг у друга, достигаем новых результатов, взрослеем, умнеем. И не перестаем вдохновлять друг друга на поступки.
– На концерте кто-то из зрителей следил за вашими руками, за смычками музыкантов. А кто-то смотрел в себя. Вы допускаете, что у людей при прослушивании ваших композиций будет свое представление о том, что в них заложено?
– Да, я даже первое время практиковал концерты без названий произведений. Чтобы дать возможность зрителям «рисовать свой внутренний фильм». Моя музыка полна разных впечатлений. И каждый увидит свое, исходя из своего опыта. В музыке нет слов.
– Вам интересно осознавать себя человеком, который, выстраивая звуковые волны в ряд в определенном порядке, может владеть чувствами других людей, заставлять их чувствовать то, что вы захотите?
– Интересно ли мне? Или нравится ли мне? Скорей всего, мне это нравится. Интерес – это другое. Мне нравится, что я могу с помощью музыки дарить людям разные эмоции. Мне кажется, больше получается дарить светлые чувства.
– Однако все равно зрителю приходится проходить через определенную душевную работу. В том же «Генезисе» есть преодоление, отказ от чего-то в пользу принятого решения, музыка говорит об этом.
– Да, и это классное ощущение, что можно делиться тем, чего нельзя потрогать. Впечатления – это то, что почувствовал я, затем перевожу в эмоции. У нас в России, – не знаю, как в Казахстане с этим, – в последнее время мир стал настолько серым. Все стало пластиковым: посуда, отношения, люди. Все в телефоне, нет живого общения. И тут есть некий возврат в детство. Человек настоящий – в детстве, а с возрастом он обретает маски. На моем концерте человек может погрузиться в то прошлое, услышать что-то свое и вспомнить себя настоящего. Мы так редко останавливаемся, чтобы подумать, где мы, на каком этапе и что мы есть. Чтобы почувствовать себя человеком.
– «Исповедь» прозвучала для каждого, чтобы настроиться и понять что-то важное для себя?
– Сложно говорить за всех, но так бывает. Кто-то получает эмоции от вау-эффекта шоу, кому-то понравилась музыка. А кто-то «увидел» музыку. То, что я делаю, я считаю настоящим. Сам это люблю и этим делюсь. И рад, когда вижу отклик.
– А когда вы играете что-то личное, «Признание», например?
– Вся уникальность инструментальной музыки – в ней нет слов. И каждый видит свои нужные слова. И можно разговаривать на разных языках.
– Музыка для кино, спектаклей отличается чем-то?
– Нет, хотя все общаются на эмоциях, есть техзадание – здесь нужно выразить это, здесь то, технически подогнать по времени и т. д. А наполненность такая же. Я воспитывался на музыке кино. Я люблю, когда она яркая. Последнее время практикуется фоновая киномузыка, не привлекающая внимания. Современные киношники так и говорят: нам нужна безликая музыка, создающая общий фон. Но я люблю музыку кино, которая живет после фильма. Честно скажу, я не видел фильм «Мой ласковый и нежный зверь», но вальсы Евгения Доги я знаю. Я начинал смотреть сериал про Штирлица «17 мгновений весны», но не пошел что-то фильм, а музыку из него я знаю. Музыку Рыбникова мы знаем, а она в основном из спектаклей и фильмов. «Юнона и Авось», там каждый трек – хит.
– Ваша музыка звучит в фильмах?
– Кинодокументалисты используют мою музыку, она очень гармонично подходит, и мне приятно участвовать в таких проектах. Недавно вышли фильмы о фильмах, о судьбе героев, съемках кино «Верные друзья» и «Москва слезам не верит», в них звучит моя музыка. Я бы хотел написать музыку для серьезного хорошего фильма.
– Почему в 11 лет вы решили заниматься музыкой?
– Это было мое искреннее желание. А любовь к роялю у меня появилась с двух лет. У нас нет музыкантов в семье, и об этой любви никто не знал. А еще ведь раньше говорили – «не трогай, расстроишь». Это был какой-то святой инструмент. Потом мы ходили с классом в музыкальную школу на концерт. И я думал, что это какие-то отдельные рождающиеся люди, умеющие играть. Никто ведь не рассказывал, что есть школы, что детей учат. Потом, правда, меня отвели в музыкальную школу на хор, я хорошо пел. Но меня не взяли. Я занимался акробатикой, гимнастикой, плаванием. Потом стал проявлять стремление, подбирать музыку на гитаре, пианино. Это было настоящее желание. Сказал, что хочу играть на пианино, отец спросил: может, на гитаре? Нет, только пианино! И на следующий день мне купили инструмент.
– А ваши дети как относятся к музыке?
– Они очень музыкальные. Дочка по слуху подбирает и поет, мы не занимаемся специально, она сама. Я знаю, насколько это сложный труд – заниматься музыкой. Это как в спорте, постоянно нужно держать себя в форме. И я хочу дать ее желанию возможность сформироваться. Вижу, когда у кого-то было желание родителей, и дети занимаются из-под палки. Я так не хочу. Она смотрит, наблюдает, ей нравится.
– Вы занимались у Виктора Баланюка в Павлодаре.
– Да, мы вместе с Русланом Ачкинадзе и Константином Макаровым были в составе эстрадной группы «Орфей». Группа была известна с 50-х годов на протяжении многих лет. Выступали на всех площадках. Он был потрясающим учителем. Я ему благодарен за многое.
– Вы слышите музыку в дожде, шуме ветра?
– Нет. Но был случай, когда мы после города приехали в глухую деревню, и я услышал звенящую тишину. Ничего инородного, только природные звуки – шелест листьев, порыв ветерка. Настолько я был вдохновлен, что после это яркое впечатление оседает, и я в нем купаюсь. А потом какая-то тоска по этому месту, ностальгия, воспоминания трансформируются в городской жизни в музыку.
– Для чего композитору и пианисту гастролировать?
– Это моя потребность. Я родился, можно сказать, для сцены. Мне важен отклик, это необходимость. Даже если собираться в обычной компании, и есть инструмент, я обязательно сыграю для людей.
– А конкурсы?
– Раньше я участвовал во всех фортепианных конкурсах, начиная с Павлодара, в областных, в Алматы взял третью премию. В 2001 году переехал в Россию, там участвовал. Это основа и школа, без этого никак. Но сейчас не участвую. Как я увидел, это тоже своего рода бизнес. Есть блат, пристрастия. Как в одном фильме говорят: в спорте все конкретно – быстрее всех пробежал и победил. А как распределить места для музыкантов или художников? Все играют технично, быстро, без ошибок. Это несправедливо. Для меня стало сложно судить о каких-то вещах, где нет точных критериев.
– А как композитору вам есть что сказать?
– Я не классический композитор. Но есть такие конкурсы, где походит мой формат. Как, например, в Китае. Если еще увижу, будет интересно. Но музыка для меня – это больше о свободе.