О лечении бесплодия, суррогатном материнстве и донорстве клеток рассказывает акушер-гинеколог высшей категории, эксперт ВОЗ по репродуктивному здоровью
По официальной статистике, 18% супружеских пар не могут стать родителями по самым разным причинам: гормональным, генетическим, иммунологическим. Но если несколько лет назад диагноз «бесплодие» воспринимался как приговор, то сейчас репродуктивная медицина позволяет иметь собственных детей даже в, казалось бы, безнадежных случаях: при серьезных патологиях, онкологических болезнях, удалении детородных органов. О новых возможностях корреспондент Azattyq Rýhy поговорил с директором Института репродуктивной медицины, акушер-гинекологом высшей категории, экспертом ВОЗ по репродуктивному здоровью Тамарой Джусубалиевой.
– Тамара Муфтаховна, расскажите, как казахстанские ЭКО-клиники помогают людям стать родителями?
– ЭКО в Казахстане в этом году будет уже 26 лет. 5 октября 1995 года мы открыли первый центр ЭКО. Что было тогда и что есть сейчас – это просто космическая разница. Тогда мы открывали его и использовали только ЭКО в чистом виде и все. Благодаря тому, что у нас были контакты с ведущими клиниками мира, все начало быстро развиваться. Наши специалисты проходили специализацию и в Израиле, и в Германии, России и в других странах мира вплоть до США. Сейчас наши достижения на уровне мировых клиник, мы не стесняясь говорим об этом. Сейчас в Казахстане около 27 клиник ЭКО и все клиники соответствуют всем стандартам качества.
Чего мы добились за это время и чему удивляются другие страны? Например, возьмем суррогатное материнство. В России до сих пор везде пишут и говорят: «А вот в Казахстане совсем по-другому и поэтому у них нет никаких конфликтов. Давайте изменим свой закон». Вот это – наша победа, потому что закон по суррогатному материнству у нас мог бы вообще не родиться. Было очень много противников, да и во всем мире это не очень-то приветствуется и разрешается.
Например, в Китае, европейских странах суррогатное материнство и поэтому они все едут к нам. А у нас для того, чтобы добиться этого закона, пришлось приглашать всех депутатов к нам и объяснять им, зачем нужен этот закон. Целый день выступали мы, выступали женщины, которые лишены шанса иметь собственных детей из-за заболеваний, анатомических проблем. Все им объясняли, показывали, рассказывали, что в этом нет ничего противорелигиозного. Объясняли, что просто клетка женщины и половые клетки ее мужа оплодотворяются, но женщина не может выносить этого ребенка по ряду обстоятельств и поэтому мы подсаживаем оплодотворенную яйцеклетку той женщине, которая согласилась быть суррогатной матерью. Как правило, в начале это были близкие подруги или родственники. Когда депутаты все это увидели и поняли, потом они единогласно приняли закон о суррогатном материнстве. И с тех пор женщины, которые были обречены на бездетность, могут иметь детей. А причин может быть много – нет матки, например. Или, как помню, к нам пришла пара – такие красивые, молодые люди, до сих пор они у меня перед глазами. Первая беременность закончилась у них неудачно – и ребенок погиб, и удалили детородный орган. Ей первой по этому закону мы сделали – ее двоюродная сестра выносила и родила двойняшек. Счастью нет предела, ведь семья сохранилась. Я думаю, Господи, как хорошо людям приносить такое счастье.
– Так почему же в той же России так много судебных тяжб?
–А в России закон какой? У них суррогатная мама рожает и имеет право оставить себе этого ребенка. Поэтому у них бесконечные судебные тяжбы. В нашем же законе «О браке и семье» прописано все – а что, если суррогатная мать захочет оставить себе, а что, если заказчик умрет и кому ребенок останется. И самое главное, в законе четко прописано, что родителями этого ребенка считаются генетические родители, а суррогатная мама не имеет права оставить себе ребенка.
И что самое главное – у нас на суррогатное материнство могут претендовать только супружеские пары. То есть, нет такого, что придет мужчина и скажет: «Я не женат, но хочу ребенка». Как правило, это гомосексуалисты. А в России это можно. Поэтому у них так много судебных дел.
– Вы можете помочь людям даже в самых безнадежных ситуациях?
– Мы постоянно внедряем новые технологии, чтобы помогать пациентам в таких случаях. Мы внедрили такие методы, которые в странах Запада, например, Италии, Германии, запрещены. Например, донорство яйцеклеток и спермы. У них женщины тянут беременность до 35 лет и когда им нужен ребенок, а яйцеклеток уже нет. А донорство у них запрещено. Поэтому они все приезжают к нам. У нас, например, 10% всех посетителей – это иностранцы. В основном они приезжают за суррогатным материнством и донорскими яйцеклетками. Они приезжают, выбирают донора, мы процедуру проводим, и они уезжают счастливые, беременные. Вообще всегда надо делать возможность, чтобы иметь своих детей. А вот эти преграды, которые устраивают некоторые страны, в конце концов, супруги все равно обходят и уезжают в другие страны. Надо будет, уедут хоть на Луну, главное туда, где закон позволяет иметь собственного ребенка.
Казахстан вообще считается одной из самых прогрессивных стран в мире по ВРТ – вспомогательным репродуктивным технологиям. У нас разрешается криоконсервация. В некоторых странах это под запретом. Возьмем, к примеру, 5 эмбрионов. Один из них подсадим, женщина родит ребенка. Остальные 4 будут ждать. Мы их криоконсервировали. Женщина через год может прийти и ей ничего уже не надо делать, мы ей подсадим эмбрион и все. В других странах это запрещено, в том числе из-за религиозных убеждений, мол, эмбрион – это человек, почему его надо замораживать и так далее.
Мы внедрили предимплантационную диагностику. Несмотря ни на что все равно дети могут рождаться с наследственными заболеваниями. Болезнь Дауна, например, встречается один раз на тысячу. Это статистика, с этим ничего не поделаешь. Мы все знаем, что это чаще встречается у тех, кто рожает после 35 лет. А мы внедрили у себя предимплантационное генетическое тестирование. Допустим, взяли эмбрион, но нам надо точно знать, что мы его подсадим и родится здоровый ребенок. Мы перед подсадкой этот эмбрион исследуем генетически. Если он здоровый – подсаживаем, если больной – утилизируем. Это большое достижение в области репродуктологии.
Это дорогое, конечно, удовольствие, но зато мы можем гарантировать, что родится здоровый малыш. По этой диагностике мы можем все 23 пары хромосом исследовать. Приходят, к примеру, немолодые пары или которые имеют в анамнезе какие-то патологии, например, ребенок-гермафродит был у них или еще что-то. В таких случаях мы проверяем не только на такие заболевания, как Дауна, а проверяем на все генетические болезни. Иногда бывает, что 10 эмбрионов протестируем и ни одного нет здорового. Раньше, когда не было этого теста, мы подсаживали и рождались больные дети, мы не могли ничего сделать. А эта диагностика – это геномная гибридизация, которая применяется у нас с 2017 года.
– А лечится ли бесплодие?
– Раньше считалось, что, когда пара не может завести ребенка, виновата келiн (от каз. «невестка»), она бесплодна, надо разводиться. Сейчас, по нашим данным, 50% – это мужское бесплодие. Вина лежит и на мужчинах. Мужским бесплодием мы занимаемся вплотную. Мы проводим микрохирургические операции. Допустим, у мужчины абсолютно отсутствуют сперматозоиды. Раньше мы говорили: «Извините, вам только усыновлять детей». А сейчас мы оперируем микрохирургическим методом. То есть, с помощью микроскопа мы находим единичные сперматозоиды и ими оплодотворяем яйцеклетку. И получаются собственные дети у этого мужчины. Этот метод в Казахстане только мы используем и поэтому к нам приезжают не только со всех уголков нашей страны, но и из других стран.
Мы внедряем такие технологии, которые показывают эффективность. Если раньше эффективность ЭКО была 15-20%, то сейчас уже 60-70%. Результативность повысилась благодаря всем этим новым технологиям, новым методам, тому, что мы эмбрионы проверяем, и, конечно, благодаря нашему законодательству, которое разрешает нам и суррогатное материнство, и криоконсервация, и донорство.
Также не могу не рассказать о серьезнейшем достижении. Мы подписали договор с японцами. Мы учились у них сохранять репродуктивную функцию у онкологических больных. Например, женщине 28 лет, она не рожала, у нее рак молочной железы. Ей нужно провести химиотерапию, возможно даже лучевую терапию. И после этого она не сможет быть матерью, потому что половые клетки не способны после такой мощной терапии выжить. Японцы нас научили до химиотерапии консервировать яичниковую ткань по очень трудной технологии. Уже 16 пациентов через это прошли. Когда они вылечатся, они вернутся к нам, и мы тогда эту здоровую ткань подсаживаем обратно. Это называется онкофертильность. Мы даем шанс онкобольным пациенткам стать матерями после выздоровления. В общем, мы используем любые методы, которые позволяют иметь собственных детей.
– Сколько же стоят такие услуги? Как государство в этом плане помогает казахстанцам финансово?
– Хочу отметить, что медицинский туризм у нас развивается благодаря ценовой политике. К нам, например, приезжают из США. У нас, например, вся программа стоит 2 тысячи долларов, у них 20 тысяч долларов. Они приезжают и видят, что результативность в наших клиниках на уровне мировых. Например, одна американка уже и машину, все распродала, осталось только дом продать. Искала, где еще можно сделать ЭКО и нашла Казахстан. От нас она улетела беременной и счастливой.
Почти всегда можно сейчас иметь своих генетических детей. Но бывают и исключения. Например, у женщины совсем нет яйцеклеток и тогда она прибегает к их донорству. Но она может взять клетки своей родной сестры, например. И тогда этот материал все равно будет ее по генетической структуре.
В среднем стоимость ЭКО со всеми дорожными расходами – к нам ведь приезжают со всего Казахстана, около миллиона тенге. Это не каждому по карману. А квоты на ЭКО по программе «Аңсаған сәби» – это большая помощь от государства. Это прекрасная программа. Ведь у нас, как и во всех странах мира, где-то 18% пар бесплодны. А по некоторым данным, их гораздо больше – до 20%. А в некоторых странах уровень бесплодия достигает 30%. Но в среднем весь мир придерживается одной цифры – что 18% пар не могут иметь детей.
В нашей стране с 2010 года даются квоты на ЭКО. Сначала было 100, потом 200, 700, последний год 1200. И с этого года решением нашего Президента по программе «Аңсаған сәби» дают 7 тысяч квот. Это количество уровня развитых стран. Тогда потребность во вспомогательных репродуктивных технологиях при таком отношении Президента будет на уровне развитых стран. У нас желающих действительно очень много. Мы выезжаем по областям и видим, что многие даже не знают о такой возможности, во многих аулах это недоступно, они не информированы об этом.
Если раньше очередь надо было ждать 3-4 года, то сейчас в течение года можно получить процедуру, потому что Президент обратил внимание на то, что каждая 6 семья распадается из-за отсутствия детей. Эта помощь со стороны государства очень актуальна. Те ЭКО, которые по квотам мы должны были выполнить до конца года, мы их выполнили уже в августе. Потребность огромная. Это большая забота Президента о семье, о семейных ценностях. Не должны семьи распадаться, а тем более, когда причиной является бездетность, потому что мы можем помочь.
Мы постоянно внедряем новые технологии, новые методы, которые повышают результативность. Используем новые медикаменты, методики, которые, например, улучшают подвижность сперматозоидов, улучшают процесс оплодотворения. Мы не стоим на месте.
– Благодарю Вас за столь содержательную беседу и желаю успехов в этом нелегком, но важнейшем деле!