Антироссийские санкции – возможность для Центральной Азии?

Как же быть в столь «изменяющемся мире» странам Центральной Азии, Казахстану в частности? На этот вопрос попытались ответить признанные эксперты.

Итак, центр евразийских исследований СПбГУ, Центр евроазиатских исследований ИМИ МГИМО и Информационно-аналитический центр МГУ провели очередной ситуационный анализ на тему «Контуры нового мирового порядка для Центральной Азии: старые и новые угрозы и риски, новые возможности».

В первой части материала мы рассмотрели влияние военного конфликта в Украине. Еще одно явление, вызвавшее повышенный интерес в обсуждениях – введение вторичных санкций в отношении стран региона. Бахтиёр Эргашев: «…мы ожидаем жестких вторичных санкций от западного блока в отношении стран, поддерживающих или сохраняющих нейтралитет в отношениях с Россией. А применительно к Республике Узбекистан даже в течение пяти месяцев этого года можно говорить о резком росте реэкспорта определенных товаров из Узбекистана в Россию. В гораздо больших масштабах это происходит через Казахстан, а, значит, неизбежно западный блок будет принимать вторичные санкции, которые работают в рамках параллельного импорта в Россию. На сколько они будут жесткими, это еще нужно понять, но то, что они будут - это однозначно. Никто полумерами ограничиваться не будет».

После начала украинского кризиса, считает Станислав Притчин, Запад максимально использует заинтересованность и потребность центральноазиатских государств в сохранении сотрудничества, сохранении имиджа инвестиционно-привлекательных государств, для того чтобы создать возможности давления на Россию через вторичные санкции. «Ситуация достаточно эффективно используется западными странами, если судить о том, на какие шаги пошли центральноазиатские государства, в частности, в банковской сфере. С точки зрения абсолютного суверенитета, очень странно выглядит то, что Казахстан вынужден оказывать давление на Сбербанк – ключевой банк соседнего государства, с которым является главным торговым партнером. Ситуация на самом деле является абсурдной и показывает, насколько по ряду таких измерений, в частности финансово-валютных, насколько западные страны создали инструменты влияния на Центральную Азию. Как Запад сейчас использует их для того, чтобы оказывать давление на центральноазиатские государства, которые действуют в ущерб собственных интересов».

А ведь собственные интересы, продолжил Станислав Притчин, заключаются в том, что Центральная Азия могла стать финансовым хабом для России и можно было бы использовать центральноазиатские банки, чтобы обходить эти ограничения. То есть, «объективно, в банковской сфере Центральной Азии минимум игроков, торгующихся на западных площадках, которые прошли IPO и реально зависят от позиции западных государств. Однако это опасение каких-то мифических вторичных санкций в итоге заставляет страны ЦА идти на поводу. То есть, возникает момент преувеличения угрозы западных санкций. Я не говорю, что все заинтересованы в том, чтобы «форточка оставалась», но самим себе странам региона эту «форточку» закрывать не совсем разумно. Пока же вся Центральная Азия так и делает, максимально закрывая себе возможность этой «форточкой» быть – во всяком случае, на официальном уровне и в финансовом плане».

Ремарку внес Александр Князев: «Вот уже много раз прозвучало понятие «вторичные санкции», но ведь вводя вторичные санкции против Узбекистана, Киргизии, Казахстана, в принципе какой-то из региональной страны, условный Запад будет терять в политической сфере. Если та или другая страна, попадая под санкции, оказывается в ситуации конфронтации с Западом, ведь это в политической сфере мгновенно будет означать сужение возможностей западной «мягкой силы» в этой стране, сужение возможностей влияния западных лоббистских групп на принятие политических решений. Наложение санкций на одну, вторую, третью, четвертую страну - оно будет усиливать противоположный лагерь, эти государства автоматически сближение с Китаем и Россией».

Иран, ШОС, БРИКС – второе дыхание для институтов «не-Запада»?

В продолжение Александр Князев задал вопрос: « Когда говорят о «не-Западе» чаще всего идет списком: Россия, Китай, потом идет Иран. Иран имеет очень большую границу с регионом – с Туркменистаном сухопутную, морскую с Казахстаном и Россией. В текущем переформатировании геополитики может как-то измениться роль Ирана как одного из сегментов «не-Запада» и страны, находящейся в прямом соседстве с Туркменией, по морю с Казахстаном, Россией?»

Юрий Шевцов заявил: «Возможно, сегодня Иран и является ключом к этому региону: именно вокруг Ирана сегодня скапливается наиболее взрывоопасный потенциал всего региона. Это связано с противостоянием иранской атомной программе, иранскими прокси на Ближнем Востоке, и в связи с тем, что Иран и ближние к нему страны оказываются под угрозой возможного голода. Сможет ли Иран устоять? Вот от этого зависит, что будет в регионе. По-моему, сможет. Продолжил Бахтиёр Эргашев: «Несомненно, роль Ирана будет усиливаться, и в силу его потенциала и в силу того, что он хочет этого. Прежде всего, в транспортно-коммуникационной сфере. Это и работа по международному транспортному коридору «Север-Юг», и планируемое расширение международного транспортного коридора «Узбекистан-Туркменистан-Иран». Однако у Ирана много вопросов на западном направлении: тут и Сирия, и Ливан, и тот же Ирак. И еще никак не снижающийся накал в отношениях с монархиями Персидского залива. Поэтому, как мне представляется, рост интереса Ирана к региону пока будет ограничен».

Булат Султанов отметил, что, возможно, «говорить надо не о странах «незападных», а о той формулировке, которую предложил господин Ван И, член Госсовета КНР и министр иностранных дел КНР: о необходимости расширения БРИКС, которая в этом случае могла бы стать организацией стран нового миропорядка. Если мы еще сумеем увязать в один узел БРИКС+, «Один пояс – один путь» и «Большое Евразийское партнерство», которые Казахстан поддерживает, то мы можем найти зонтик для тех малых государств, которые принципиально заинтересованы в том, чтобы Россия была сильным и независимым государством. Я хотел бы обратить ваше внимание на заявление президента Токаева, который заявил: «Казахстан мог бы сыграть полезную роль некоего «буферного рынка» между Востоком и Западом, Югом и Севером. В долгосрочной перспективе нам необходимо сохранить открытую, справедливую, взаимосвязанную и устойчивую глобальную экономику». Я думаю, что это довольно смелое заявление Токаева, которое дает нам возможность проложить дорогу к тем возможностям, которые открываются для стран «не-Запада».

Александр Князев задался вопросом: «Сегодня несущие конструкции «не-Запада» – Россия и Китай. А возможна ли в среднесрочной перспективе институциализация «не-Запада»? Мы говорили про БРИКС, но мне кажется, что для региона интереснее ШОС, ОДКБ и ЕАЭС?».

По этому поводу Булат Султанов высказался так: «Россия должна активизировать свое участие в организациях на Востоке, потому что Запад, увы, закрылся надолго и наглухо: я думаю, это грубейшая ошибка западных политиков. Считаю, что таким образом Россия просто вынуждена будет поворачиваться на Восток и нужно будет использовать все возможности для привлечения России во всевозможные организации с участием стран Не-Запада. Вспомним шестой Каспийский саммит, где участвовали лидеры России, Азербайджана, Ирана, Казахстана и Туркменистана. Если мы создадим Каспийскую организацию сотрудничества, то я думаю, что Россия прорубит уже не «форточку», а окно на восток и на юг, тем более что и Иран, и Китай, и Индия поддерживают Россию в ее противостоянии против Запада. Мы все устали от диктата Запада, все хотим жить по правилам ООН, в соответствии с уставом ООН, а не по правилам, которые приняли США и которые трактуют их по-своему».

Рустам Бурнашев отметил: «С моей точки зрения, роль Ирана в регионе имеет смысл разделить на техническую часть и идеологическую. Понятно, что с технической точки зрения вопрос, например, транзитного потенциала Ирана будет возрастать. В идеологическом плане вопрос более проблемный: а какую идеологию предлагает нам Иран, которая позволит ему присутствовать в регионе более эффективно, более значимо? Этой идеологии нет или она не соответствует тем установкам, которые сформировались в Центральной Азии за последние 30 лет. Для консолидации и увеличения роли какого-то государства, должна быть четкая идеологическая модель, которая будет соответствовать запросам в странах Центральной Азии. Примерно то же самое касается и ШОС в том ее виде, в котором организация находится сейчас, она носит абсолютно технический характер. Она не предлагает какой-либо консолидирующей идеологии. Максимум, предлагается «борьба с тремя злами», которая абстрактна и не выступает консолидирующей основой».

Александр Князев: «В свое время я очень много писал по поводу трансафганских проектов, всегда относился к ним критически, но я думаю, что сейчас в России должно измениться отношение к некоторым из этих проектов. Например, который предлагается Узбекистаном: строительство железной дороги Мазари-Шариф – Кабул – Пешавар. До нынешней конфронтации России с Западом у РФ отношение к проекту была довольно равнодушным, РЖД проявляла там некоторый интерес, скорее, как к выгодному подряду. Теперь в связи с начавшимся геополитическим «разворотом на Восток» Россия может стать и прямым участником такого строительства, создавая и для себя маршруты на рынки стран Индийского океана, Персидского залива. Такое изменение позиции может в меньшей степени относиться и к проекту дороги «Мазари-Шариф – Герат – Чабахар». Несмотря на то, что эти два проекта в определенной мере конкурентны, а приоритетом России является коридор «Северг-Юг», реализация этих проектов только усилит коммуникационный потенциал всего большого региона в интересах всех участников. Конечно, реальные работы по любым проектам возможны лишь только с достижением определенного уровня стабильности и безопасности в Афганистане». К последнему присоединился и Бахтиёр Эргашев: «На самом деле, реализация трансафганской железной дороги зависит от ситуации в Афганистане, что бы там не говорили в Москве, в Ташкенте или в Пакистане. А ситуация там, как мне представляется, никак не способствует тому, чтобы этот проект в даже среднесрочной перспективе был начат».

Александра Перминова заключила дискуссию: «Подводя какие-то итоги хотелось бы отметить, что у нас все-таки получился такой реалистичный прогноз по возможному сценарию развития событий – наращивание общего уровня конфронтации одновременно с повышением роли стран условного «незапада». Институализация таких «незападных» организаций, разных форматов взаимодействия, как мне кажется, сейчас очень важный и нужный шаг, как для России, так и для стран Центральной Азии, для Китая, Ирана и др. В этом плане все-таки у Шанхайской организации сотрудничества, исходя из того, что есть в политическом нарративе стран-участниц ШОС, больше всего шансов выступить в роли консолидирующей для «незападного» лагеря площадки».

Так, показательно и присоединение Ирана к ШОС, у этого государства очень близкие к РФ и КНР оценки текущего состояния Афганистана, есть интерес к реализации экономических проектов на территории страны. Да, и в целом, считает Александра Перминова, в рамках Шанхайской организации сотрудничества есть общее видение будущего Афганистана, что крайне важно и всегда было в геополитических реалиях для региона. Исключение, в определенной степени составляет Таджикистан. Однако уже по повестке обсуждений в ходе недавнего визита президента РФ в Душанбе было видно, что у наших стран понимание по развитию и региональной интеграции (в контексте Евразии) близко.

Также эксперт отметила, что «КНР все активнее взаимодействует со странами Центральной Азии в сфере безопасности, что происходит с 2016 года, когда американцы в очередной раз порывались «уйти из Афганистана». Это не про новый раздел сфер влияния, КНР и РФ в регионе – союзники, так что это история про новые формы реализации китайских интересов в сфере безопасности в регионе. В рамках июньского формата «Китай + 5 стран Центральной Азии» министр иностранных дел КНР Ван И предлагал построить в регионе прочную «крепость мира» – что важно, опять для достижения региональной связанности и продвижения, в том числе, китайской инициативы «Пояса и пути». Реализация любых позитивных для России и стран Центральной Азии сценариев в регионе будет в любом случае связана с вовлеченностью в общие транспортные, транзитные, а, возможно, и инфраструктурные проекты с КНР – это нужно понимать и отталкиваться от этого в выстраивании перспектив «незападных» институтов».

Кубат Рахимов подвел такой итог: «Что будет после этого конфликта? Что-то еще придумаем или придумают за нас. Мое общение с российскими промышленниками показывает, что внутреннее российское лобби, и это не только военно-промышленный комплекс, но и практически все отрасли, хотели бы заградительных барьеров, режима контрсанкций, потому что им тяжело конкурировать с импортом. Возвращаясь к сюжетам по Центральной Азии. Первое – это конфигурация – «русский штык, китайский юань», она стала явной и сейчас самое важное время для России и ее союзников – достичь правильных договоренностей на китайском направлении… Судьба решается не в лобовом противостоянии, а в перераспределении возможностей и полномочий среди так называемых союзников. Я всегда скептически отношусь к роли Китая и к экспертам, которые говорят о том, что мы все перейдем на юань. Экономика КНР, может, и вторая в мире, но по валютам – всего лишь 4% от общей массы. Поэтому нам необходимо очень быстро возвращаться к проекту банка ШОС и клирингу внутри ШОС, если мы собираемся идти на дальнейшее углубление конфронтации с Западом».

Необходимо возрождение «шестерки» в рамках разноскоростной интеграции ШОС, считает Кубат Рахимов. «Мы потеряли мобильность внутри организации, когда перешли от формата 4 страны ЦА + Россия + Китай к некой большой аморфной организации. Нужно возрождать эту «шестерку», делать ее активной, деловой, перспективной и тогда можно будет говорить о том, что произошло перераспределение полномочий между Россией и Китаем в регионе, там, где Россия реально поворачивается к региону и дает коридор возможностей для китайских партнеров… Поэтому, стратегически, я вижу все так: нужна перезагрузка отношений России с Китаем на центральноазиатском поле, соответственно, согласованная нейтрализация каких-то попыток недружественного вклинивания в регион, усиления ЕС или США, и, конечно же, нужно обновление договоренностей по влиянию в регионе. И Китай в этом заинтересован, и Россия заинтересована», – сделал вывод эксперт.

Бахтиёр Эргашев заключил, что «говоря о возможностях для региона, раскручивание спирали напряженности и уровня напряженности между Западом и незападом объективно будет приводить к усилению санкций, усилению той гибридной войны о которой уже говорили. Россия является главным гарантом безопасности в регионе - это объективная реальность, при этом как я считаю, роль Китая как гаранта безопасности будет расти. То есть в военной сфере влияние Китая будет только усиливаться, это связано и с тем, что опять активизируется роль США и Великобритании в Афганистане. А не для того Китай поддерживал талибов, чтобы выгнать американцев из Афганистана и снова их туда запустить».

Бахтиёр Эргашев отметил, что «Узбекистан не является членом ОДКБ и ЕАЭС и на первый взгляд, кажется, что это создает большую свободу маневра, но, как показывает практика на сегодняшний день, именно на Узбекистан сегодня больше всего давления со стороны Запада, так и со стороны России и Китая. Здесь главный вызов – сможет ли Узбекистан сохранить свою политику равноудаленности от глобальных центров силы, страна должна выдержать это давление и не отойти от основополагающего принципа о запрете на расположение иностранных баз в стране и отказа на участие в военно-политических блоках. Хотя некоторые узбекские эксперты и начали публиковать интервью и статьи о том, что Узбекистан является островком стабильности – это глупость. Только за первые 5 месяцев 2022 года СГБ Узбекистана арестовала более 200 активистов, часть которых собиралась производить террористические взрывы в Узбекистане. Поэтому ситуация с безопасностью – плавающая. И, конечно, не только в Узбекистане».