«Неуступчивость – в ДНК каждого казаха». Откровения Магомеда Адиева

Наставник сборной Казахстана Магомед Адиев написал большое письмо, где подробно остановился на всех важнейших этапах уходящего года, передает Azattyq Rýhy со ссылкой на sports.ru.

Неуступчивость – в ДНК каждого казаха. Нужно было просто затронуть нужные струны, чтобы они себя проявили

Когда я пришел в сборную Казахстана, некоторые игроки не то чтобы боялись критики – они просто не хотели приезжать: «Опять проиграем, опять будут критиковать. Зачем это?»

На первом собрании я сказал: «Окей, вы хорошие футболисты, но проявляете себя только в чемпионате Казахстана. Пока не приехал сюда, я мало что о вас знал – вы известны только в Казахстане. Неужели не хотите под конец карьеры заявить о себе так, чтобы о вас говорили? Давайте сделаем это вместе».

Нужно было дать ребятам уверенность, объединить их. После нескольких игр появились изменения: да, мы по-прежнему могли проиграть, но разница между Казахстаном и соперниками стала уже не такой заметной. Футболисты поверили в себя и тренерский штаб, мы боролись, а не беспомощно отбивались.

У футболистов в Казахстане есть характер, они очень неуступчивые. Думаю, это сидит в ДНК каждого казаха – они были кочевниками, воинами. Нужно было просто затронуть эти струны в душах ребят, чтобы они начали себя проявлять.

Например, наш капитан Асхат Тагыберген, получив сотрясение в первом тайме матча с Азербайджаном, доигрывал, пока не упал (его заменили на 86-й минуте – Sports.ru). После матча Асхат сказал: «Если честно, я вообще ничего не понимал. Голова кругом шла». Спрашиваю: «Почему не сказал?» А он: «Как я мог уйти? Я же капитан».

Мы выиграли, впереди были два выезда. Ему в таком состоянии нельзя было лететь, но он постоянно мне писал: «Я буду готов к Словакии». Доктор подходит: «Асхат меня уже замучил, каждый день пишет: «Донесите Мусаевичу, что я буду готов». Представляете, сколько характера у человека?

Мы приехали, провели одну тренировку, матч – на следующий день. Асхат приходит: «Я же сказал, что буду готов. Ставьте меня и не переживайте». Человек вышел, отыграл, мы победили 2:1.

У этой команды очень большой характер. Мне очень легко до них достучаться.

Сила сборной Казахстана – в единении, характере, неуступчивости. Мы верим в одну идею, при поражениях не ищем виновных. Всегда перед матчами говорю: «Мы должны приехать на стадион с высоко поднятой головой и – главное – уехать с него так же». Думаю, в этом наша сила. И я считаю, что мы были достойны того, что с нами происходило.

Идеала не бывает. И хорошо, что это так. Я размышлял: если команда сыграла на сто процентов, провела великую игру, сделала все идеально, что ты им скажешь? Как дальше их готовить? Как улучшать игру? Наверное, и не получится – нужно или уходить, или менять состав.

Я не сразу узнал зарплату в сборной, потому что даже не смотрел в контракт. Мечтал об этой работе ради кайфа от игры против лучших

Будучи футболистом, я никогда не делал деньги приоритетом. Да, они нужны. Да, важны для каждого. Для меня тоже: я хочу достойно содержать близких, родных, семью. Но на первом месте у меня всегда был футбол, а не деньги. Надеюсь, так и останется.

Я хотел в сборную Казахстана, мечтал об этом. Мне было интересно попробовать себя на европейском уровне. С карагандинским «Шахтером» мы сыграли в еврокубках, прошли два [отборочных] раунда Лиги конференций (в июле 2021-го – Sports.ru). Тогда понял, что меня как тренера больше будоражит игра в еврокубках, а не в чемпионате. Подсел на это. Игра против больших футболистов и тренеров – как наркотик.

Поэтому, когда появился вариант со сборной, я с большим энтузиазмом откликнулся. Я хотел этот вызов. Понимал, что федерация тоже рискует, назначая меня. Поэтому риск был обоюдным.

Когда мне положили контракт, я туда даже не посмотрел. Президент федерации сказал: «Знаю, тебе не понравится зарплата, но подпиши, если действительно хочешь работать». Я, конечно, подписал. Никаких проблем.

Только дня через три в бухгалтерии узнал зарплату (тогда она была в три раза ниже, чем в «Шахтере» – Sports.ru). Но это правда не стояло на первом месте. Хотелось проверить знания, понять, что могу, узнать, где мой потолок. Хотелось расти.

О рисках в такой момент вообще не думаешь – я чувствовал уверенность в своих силах.

Я до последнего не говорил с игроками о шансе попасть на Евро. А потом мне подарили «Мерседес»

Я не скажу, что вера есть всегда.

Да, мы верим в свои силы. Да, вера появляется, когда у тебя есть связь с командой. Но я никогда не загадываю и не люблю, когда руководители пытаются поставить задачу. Когда я принимал сборную, сказал президенту Федерации Адлету Назарбаевичу Барменкулову: «Вам не будет стыдно за мою работу. А что из этого выйдет – не знаю». Не было даже мысли, что надо постараться попасть на Евро.

Об этом мы не говорили до последнего. Только перед играми с Данией и Финляндией в предпоследнюю паузу я сказал: «Парни, маски сброшены. Все видят наше лицо. Мы должны постараться завоевать путевку».

А до этого говорил: «Знаю, вы мечтаете, но отбросьте это. Просто готовимся к следующему сопернику». К каждому сбору так и подходили.

После игры со Словенией, которую мы проиграли и не пробились на Евро напрямую, Адлет Назарбаевич зашел первым в раздевалку и всех поблагодарил. Приобнял и, видимо, чтобы поддержать меня, сказал: «Приедем – будет вам подарок, Магомед Мусаевич». Подарили «Мерседес». Адлет Назарбаевич купил его на свои деньги, личная инициатива. Это было ожидаемо – он несколько месяцев намекал, говорил, что хочет отблагодарить. У нас с ним, можно сказать, родственные отношения. Я ему очень благодарен, хотя думаю, что не реализовал задачу до конца. Но дело не в задаче было, наверное. Он просто хотел меня порадовать.

Вообще, я никогда не был расположен к дорогим подаркам. Когда играл, ничего такого не получал. Даже в «Тереке», когда Рамзан Ахматович через одного дарил футболистам машины, я не дослужился. Так что это самый дорогой подарок в карьере.

Я собирался подать в отставку, если проиграем Дании во втором матче отбора

Мы проигрывали Дании 0:2 после первого тайма, но понимали, что все не так безнадежно. Да, получили простые голы, но не отбивались. Истерики в раздевалке не было – наоборот, спокойствие. Я сказал: «Парни, надо сыграть надежнее в обороне и реализовать шанс, который обязательно будет. Если забьем, трибуны нас погонят, и развязка может получиться любой». Забили на 73-й минуте с пенальти, хотя могли и раньше. Когда его назначили, думал об одном: «Только бы Баха реализовал».

Конечно, после этой игры моя жизнь изменилась. До нее я, можно сказать, был в шаге от увольнения. Меня много критиковали – и журналисты, и болельщики. Это была даже не критика, а большой негатив и оскорбления. Очень задевало. Я ничего не читаю о себе, абстрагируюсь. А вот родные читают. Они многого мне не говорят, но все видят.

Этот настрой я почувствовал на пресс-конференции перед Данией. Видел, с каким негативом журналисты общались со мной, и понимал, к чему все идет. Поэтому решил: подам в отставку, если неудачно сыграем с Данией. Я знаю себя – написал бы заявление сразу после матча. Не знаю, правда, принял ли бы его Адлет Назарбаевич. Но я как тренер, как человек, который себя уважает, сделал бы это.

Когда мы выиграли 3:2, риторика в мой адрес кардинально поменялась – и от журналистов, и от болельщиков. Еще день назад меня хотели растоптать, закопать, а после этого матча решили: «Адиев – все-таки подходящий для нас тренер».

В этом плане в моей жизни поменялось все. Но для меня лично – абсолютно ничего.

После невыхода на Евро напрямую я два дня не выходил из дома. И думал: «Я был в 20 минутах от чемпионата Европы»

Я очень достойно перенес поражение от Словении: раньше любой проигрыш был концом света, а сейчас отношусь спокойнее.

В раздевалке была очень тяжелая, трагичная атмосфера: ребята не просто испытывали разочарование, они были убиты. Я пытался поддержать, хотя говорить было тяжело. Стояла гробовая тишина.

Всю боль ощутил где-то через сутки, когда мы уже прилетели в Астану. Я читал, какие сборные вышли на Евро, и понимал, что мы были в шаге. Второй тайм нам удавался, мы сравняли, могли забить второй, но не сделали этого и проиграли. В голове крутилось: «Я был в 20 минутах от чемпионата Европы».

Дня два из дома не выходил. Видеть никого не хотелось. Потом улетел в Грозный. Надо было побыть дома, ни о чем не думать. Интервью не давал, хотя запросов поступало много, постоянно звонили. Но я не хотел говорить – нужно было все осмыслить, успокоиться. Тяжелый период, но считаю, что через такое нужно пройти, чтобы стать сильнее.

Я много с собой разговаривал после матча со Словенией, анализировал. Сейчас считаю, что нам просто не хватило человеческого ресурса – хотя бы одного игрока в середину. Мы же перед этой игрой и Зайнутдинова, и Тагыбергена потеряли. Их не заменить. Другие сборные могут покрыть потери другими футболистами, мы – нет. У нас есть костяк из 7-8 человек, поэтому начинаются ощутимые проблемы, когда кто-то из них выбывает. Если бы играл Зайнутдинов или Тагыберген – даже не говорю про двоих, хотя бы один из них – у меня была бы возможность для маневра. А получилось так, что мы вышли на матч без запасного варианта ведения игры. Его просто не было.

Когда вся страна ждет игру – это счастье. Билеты на Сан-Марино было не достать за месяц до матча

Я всегда с трепетом ждал начала сборов. Когда мы собирались после долгого перерыва, чувствовал вдохновение.

Счастье, когда вся страна ждет игру, на стадион приходят Чеферин и Токаев, когда звонят европейские журналисты с просьбой об интервью – даже они хотят написать о сборной Казахстана. Все это дарит сильные эмоции.

Счастье, когда выводишь команду на игру, а там полный стадион, 30 тысяч. Или в Дании играешь при переполненных трибунах. Такая ответственность не закрепощает. Наоборот, думаешь: «Значит, я все-таки чего-то достиг в футболе». Это кайф. Ты просто наслаждаешься тем, что с тобой происходит.

Конечно, я чувствовал, что выполняю важную для страны миссию.

Под конец отбора в команду поверили. За месяц до домашней игры с Сан-Марино билетов не было. Когда я только пришел, Казахстан играл в Лиге наций с более достойными соперниками, и на 30-тысячный стадион приходило по 18-20 тысяч. А тут – Сан-Марино, и все распродано. Люди ищут билеты, которые раньше надо было чуть ли не раздавать. И эти люди идут на Казахстан. В этом я ощущал победу: люди сплотились вокруг сборной и хотели ее увидеть. Очень значимый момент.

Но абсолютно счастливым меня сделал бы выход на Евро.

Работа тренера делает жестким. Нужно забывать о чувствах, даже когда за игрока болит душа

Мне кажется, игрокам со мной легко. Можем обсудить любой вопрос, открыты друг другу. Я знаю, где порой надо закрыть глаза, а где – потребовать. Игроки знают мой характер: что можно при Адиеве, а что – нет. Я демократичный тренер, но могу и жестко потребовать. Золотая середина.

Но работа тренера, конечно, делает более жестким. Приходится принимать тяжелые решения: кого-то усадить на скамейку или не вызвать на сбор, даже если еще вчера этот футболист играл значимую роль, даже если вы близки по духу. Бывает, душа болит – все-таки вы многое прошли вместе. Но на определенном этапе просто видишь, что человек не тянет. И здесь, конечно, ты должен забыть о чувствах, принять решение и отрезать.

Мою тренерскую философию тяжело охарактеризовать, ведь я много работал в командах, где все приходилось делать с нуля. Даже в «Анжи». В этом деле я себя очень уверенно чувствую: не дергаюсь, не переживаю и иду по пути, который меня и сформировал. И как здесь выразить философию? Выходит, она заключается в том, чтобы создать боеспособный коллектив.

Конечно, мне импонирует атакующий футбол, но я не знаю, когда опять к нему приду. На это нужно время. Сейчас многие играют в атаку, высоко прессингуют, но, чтобы это делать качественно, нужны и глубина состава, и подбор футболистов.

Тренер не должен слишком ярко проявлять эмоции. Я не праздную победы и голы на глазах соперника – из уважения

После 40 лет у мужчины наступает интересный период: ты уже понимаешь все свои плюсы и минусы. Если в 30 кажется, что всех победишь, то к 40 становишься размереннее. Зрелость. Сейчас я уже не так переживаю из-за результатов – просто анализирую игру и пытаюсь совершенствоваться.

Еще почти не обращаю внимания на то, что обо мне говорят. Когда начинал тренировать, спрашивали: «Ну какой из Адиева тренер?» Пришел в «Анжи», говорили: «Как можно в такой легендарный клуб поставить тренера чуть ли не из Второй лиги?» Пришел в сборную Казахстана – то же самое. Я насчет этого спокоен.

Считаю, тренер не должен ударяться в эмоции. Бегать, прыгать – это как-то… Я давно в себе выработал спокойствие. Да и характер у меня такой, наверное. Всегда нужно искать золотую середину: и в самокопание не впадать, и корону не надевать. Прыгать после голов… Ну ты же можешь еще пропустить, зачем?

Давайте сначала закончим игру, а потом порадуемся?

А самое главное – через сдержанность я хочу проявить уважение к противнику. Для меня это очень важно. Нужно понимать, что коллега – такой же, как ты. Сегодня он хотел победить, но проиграл. Сейчас он разочарован, его будут критиковать, а ты скачешь рядом. Так я хочу проявить уважение: я тебя победил, но пировать на костях не собираюсь. Поэтому проявляю эмоции только в раздевалке – захожу первым и поздравляю каждого.

Я мечтал тренировать «Ахмат» и быть востребованным в России. Но это в прошлом – ценю то, что имею

Раньше мне хотелось большей востребованности в России – все-таки я там рос, играл, провел почти всю карьеру. Но так бывает: тебя не оценили, приходится уехать, чтобы заявить о себе. И только после этого на родине на тебя обращают внимание.

Когда я начинал тренировать, спал и видел себя в «Ахмате». Меня с этим клубом многое связывает: родился в Грозном, играл за команду, а мой папа долго работал в «Тереке». Было ощущение, что как футболист я этой команде дал не все, что мог. Хотелось в какой-то мере реабилитироваться и сделать то, что не удалось в качестве футболиста – только уже как тренер.

Прошло время, и я оставил эту идею. Понял, что стоит работать там, где тебя хотят видеть, быть благодарным тем, кто в тебя верит. Делать свою работу, и это будет дарить счастье.

Если зимой позовут в РПЛ, я откажусь, потому что впереди мартовские игры. Предложения были, но я все отверг. У нас есть второй шанс выйти на Евро, и я хочу им воспользоваться. Если мы выйдем, никаких решений о будущем не будет – только подготовка к чемпионату Европы. Если не выйдем, сяду и решу. Вот такие ориентиры.

От работы я отключаюсь только в Грозном. Главный релакс в Астане – спортзал со штангой и бассейном

Мое расписание зависит от того, идет ли сбор. В ходе него пару раз за день попасть в номер – уже хорошо, потому что все расписано по минутам. Когда сбора нет, все гораздо спокойнее: провожу время дома, просматриваю матчи, на некоторые игры выезжаю, провожу анализ.

В свободные дни стараюсь ходить в спортзал – побегать, поработать со штангой, сходить в бассейн и баню. Это мой главный релакс. Стараюсь хотя бы через день. Бывает, провожу там по четыре-пять часов, если есть время.

Полностью отключаюсь от работы, только когда улетаю в Грозный. Там я отдыхаю: никуда не надо, могу посвятить день себе, пообщаться с семьей и друзьями, съездить на стройку дома, в который, надеюсь, заеду в следующем году.

У меня спокойная, размеренная жизнь. Не сказал бы даже, что подготовка к Новому году доставляет удовольствие. Будем встречать его семьями с президентом федерации – уедем за город на три дня. Потом приеду домой [в Грозный] и останусь там до конца января. Хочу спокойно провести это время, потому что в феврале будет много работы, а март станет определяющим.

Теперь мне приходится менять привычки: везде узнают. Спасают кепки и капюшоны

Я полюбил Астану. Когда уезжаю, понимаю, что даже немного скучаю, хоть для меня как для южного человека это северный город. Много снега и сильный мороз – необычно, но я уже привык. Мне тут комфортно. Многое с этим городом связывает.

Прогуляться по Астане я могу, но это сложно. Жить теперь приходится по-другому, менять привычки. Реже появляюсь в людных местах – ко мне постоянно подходят. Даже если вечером выхожу пройтись, все равно узнают. Не люблю чрезмерное внимание, никогда не любил. Мне это тяжело.

Сейчас, где бы я ни находился, приходится более скрытно себя вести – кепки, капюшоны. Я вот никогда не понимал, как молодые люди ходят в капюшонах, даже презирал такой стиль. А сейчас это чуть ли не любимая одежда. Приходится.

Популярность – это не то чтобы плохо. Если скажу «плохо», сам себя обману. Благодаря популярности появляются рекламные контракты, которые позволяют нам с семьей лучше жить. Есть привилегии. Но все-таки я не большой фанат внимания. Не очень люблю ходить на передачи или давать интервью, но приходится, ведь я главный тренер сборной. И нужно это понимать, даже если не хочется быть на виду.

Конечно, хотелось бы, чтобы меня не узнавали, когда прихожу в ресторан. Так легче и спокойнее. А так постоянно некомфортно: кто-то хочет поговорить, кто-то – сфотографироваться. А ты, бывает, просто не в настроении, в своих мыслях.

Но людям не откажешь – не поймут.

Внукам вряд ли расскажу об этом отборе: захотят – сами узнают. О мужчине должны говорить поступки, а не слова

Успех меня совершенно не изменил. Мне же не 18 лет, чтобы потерять голову. Я никогда не закапываюсь и не возвышаюсь. Стараюсь ровно с людьми разговаривать, что бы со мной ни произошло, какие бы победы я ни одержал.

Таким и останусь. Уверен в этом.

Зато я поменял отношение к ответственности. Говорю себе: «Ищи в этом драйв, получай удовольствие. Такое происходит не каждый день и не с каждым человеком, а с тобой происходит. Поймай момент». Когда нащупываешь это ощущение, тебе начинает нравиться ответственность.

Я мусульманин, поэтому все мои трудные моменты обращены к Всевышнему. Всегда прошу у него помощи и сил для принятия правильных решений, ведь на них основана работа. А после Всевышнего силы дают семья, родители.

Я не люблю погружаться в воспоминания, бросаться словами. Даже неудобно, когда говорят: «Вы вошли в историю». Не считаю, что куда-то вошел. Я просто работаю. Не читаю интервью и статьи про себя, видео с собой тоже не смотрю. Знаю, что родители за этим следят, им нравится, для них это большое достижение. Мама даже ругается: «Почему не сказал, что про тебя вышла статья?» Я отвечаю: «Ну мама, ты же знаешь, я не люблю это». Она говорит: «Я-то знаю, но ты мне ссылку отправь, и я почитаю с удовольствием».

Поэтому внукам я вряд ли стану что-то рассказывать об этом отборе. Захотят – сами посмотрят матчи. А говорить о своих достижениях, мне кажется, немного не мужское дело. О мужчине должны говорить его поступки и работа, а о делах мужчина должен помалкивать.

Мой главный принцип – жить так, чтобы родным никто не мог сказать, что я поступаю неправильно

Главные принципы: отвечать за слова, быть справедливым внутри команды, быть достойным сыном для своих родителей, другом – для друзей, отцом – для семьи. Всегда смотреть человеку в глаза. Не обмануть его.

Когда в 19 я переходил в ЦСКА, отец (он был тренером и работал в «Тереке» – Sports.ru) сказал: «Тебе могут говорить, что твой отец плохой тренер, но вообще не обращай на это внимания, потому что тренер никогда не будет хорошим для всех. А если тебе скажут, что твой отец кого-то обманул или нарушил обещание, вот тогда можешь и ударить».

Знаете, почему мне в футболе было легко идти? Потому что отец проложил дорогу. Куда бы я ни пришел, все прекрасно понимали, что отец за человек, поэтому я шел с высоко поднятой головой. Он никого никогда не подвел. Это главное, чему я у него научился.

Теперь я несу этот принцип: хочу, чтобы детям, брату, сестре никто не мог сказать, что я поступил неправильно. Надо оставлять правильную дорогу тем, кто младше.

Не могу сказать, что счастлив, пока не выйду на Евро. Это мечта

Я редко бываю доволен собой. Я самокритичный, копающийся в себе человек. Мне всегда кажется, что я мало сделал или мог что-то сделать лучше. Но я буду доволен собой, если мы выйдем на чемпионат Европы.

Мне говорят: «Какой хороший у вас отбор». А я все равно буду недоволен собой, потому что не добился главного. Да, достойный результат, но я же не добился. Если добьюсь, смогу сказать, что хорошо поработал. А промежуточные результаты мне не так важны.

Поэтому я смогу сказать, что счастлив, когда мы окажемся на Евро. Но потом появятся новые задачи. Если выполню их, скажу: «Да, сейчас я собой доволен». Если не получится, поставлю себе минус.

Конечно, семья, родители, здоровье близких – это очень важно. Возможно, самое главное. Но, когда я берусь за работу, даю слово тем, кто в меня поверил, несу ответственность перед ними. Близкие понимают, что я дал слово, поэтому поддерживают и прикрывают спину. А я нахожусь на передовой и должен выполнить задачу. И если не выполняю, не могу быть доволен собой. Поэтому мое ощущение счастья очень сильно зависит от того, справляюсь ли я с работой.

Я мечтаю о чемпионате Европы. И оставаться правильным человеком. В любой ситуации. Что бы со мной ни произошло.